Между публичным и приватным
«Выходи гулять во двор». Многие жители городов, преимущественно бывших социалистических стран, хорошо помнят эту фразу с детства. Под двором подразумевался клочок земли между многоэтажными домами: песочница, качели, лайт-версии спортивных снарядов, если повезет — хоккейная коробка. Двор — пространство уже не личное, но, пока дети гуляли там, они были в относительной безопасности, в зоне влияния и видения родителей. Оставить велосипед, прогуляться с коляской, даже выбить ковер или повесить сушиться мокрое белье — двор оказывался уже не приватным, но и не публичным.
Для обозначения такого промежуточного пространства используют термин «полу-приватное» («semi-private», иногда «semi-public» — полу-публичное). Сегодня концепция полу-приватного пространства обретает популярность далеко не только в пост-советском контексте. Архитектор Ян Гейл в своей книге «Жизнь между зданиями» анализирует роль и статус территории вблизи жилых домов в городе, а французский исследователь Стефан Тоннела предлагает рассматривать городское пространство как спектр: от публичного до приватного. В полу-приватном пространстве начинают видеть буфер между городом как сценой для публичного действия и сугубо личной, скрытой ото всех за стенами квартиры жизнью.
Однако часто наличие полу-приватного двора — свойство и следствие типовой застройки, когда жилое помещение оказывалось маленьким и тесным, а жизнь ожидаемо выплескивалась за его пределы. Так появился городской двор, знакомый всем жителям пост-советского пространства. Однако столь естественный, привычный и понятный нам, он сформировался далеко не сразу. Если посмотреть, например, на плотную городскую застройку Нью-Йорка, окажется, что в привычном понимании дворов там нет. Узкие пространства между домами используют не для рекреации, а для «черных внутренностей» и «изнанки города» — здесь трубы, кондиционеры, вентиляция и мусорные баки, все, чему не место на фасадной стороне.
Из истории дворов
Исторически, до многоквартирной застройки, дворы мыслились как сугубо частые: земельные владения рядом с жилищем, предназначенные для хозяйственных нужд были частью «домашнего хозяйства» — «экономики». Если следовать определению Ханны Арендт, они полностью входили в сферу приватного. Дворы такого типа существуют и сегодня. Они широко распространены, например, в «одноэтажной» Америке и в европейских и российских пригородах. Хотя сейчас хозяйственная составляющая все чаще отходит на второй план, а земля используется для отдыха и рекреации.
Такие дворы исчезают с приходом урбанизации. К началу 20 века в крупных городах не было ничего, что можно назвать приватным outdoor space. Массовая типовая застройка, призванная избавить город от кризиса нехватки жилья, первоначально не подразумевала никаких промежуточных зон: из квартир люди попадали сразу на городские улицы. Дома служили контейнерами для ночного сна между трудоднями. В начале 60-х американский социолог Джейн Джекобс писала, что устройство жилых кварталов в городах не дает жизненного пространства старикам и детям, а именно их роль и статус свидетельствуют об уровне жизни в обществе. Тот, кто не уходил на работу, оставался запертым в четырех стенах квартиры или вынужденно сталкивался с шумной и полной непредсказуемых явлений улицей.
Примерно тогда же в поле внимания исследователей попадают психологические эффекты городов. Работы Хелене Штейнбах и Роберта Соммера были посвящены типовой застройке и «эффектам давления», которые она вызывала. Независимо друг от друга, они решили, что люди страдают от нехватки личного пространства и однотипности пейзажа. Хотя Штейнбах и Соммер, в отличие от Джейкобс, работали с районами типовой застройки, проблема высвечивалась схожая: в городе не было промежутка между частным и общественным, а само частное сжималось до крошечных по историческим меркам размеров. Одним из решений стала «П»-образная застройка, отгородившая от внешнего мира знакомые нам сегодня дворы. Так в городе появляется новый тип пространств, уже не принадлежавший ни кому-то одному, ни всем горожанам.
Вскоре такое деление породило «дворовые общности».
Но часто сплоченность строилась на принципе противопоставления, а не на принципе участия. Двор объединял местных, а для «не-местных» проникновение в чужое пространство могло обернуться в критических случаях физическими увечьями. Когда создавались группировки человеку из одного двора было опасно появляться в другом. В 80-90 нередки были случаи нападения и стычек даже на «нейтральных территориях». Такие территории были скорее зоной влияния, нежели местами «детей и стариков», о которых говорила Джейкобс. А Штенбах, работая с «П»-образной застройкой, не обнаружила ее положительного влияния на психологический комфорт.
Мой двор — моя крепость
Так зачем нам вообще необходимы полу-приватные места? Оскар Ньюман в теории «защищающего пространства» (Defensible space theory) предполагал, что территория рядом с жилыми домами должна стать буфером, безопасным пространством между квартирой и городом. Как ни странно, этому подходу не противоречат даже «дворовые группировки»: они поддерживают безопасность своей территории, угрожая другим. Но это не та безопасность, о которой говорил Ньюман.
Буферная зона «защищающая» от внешнего мира не должна быть просто территорией: это должно быть место, которым хочется пользоваться, куда хочется возвращаться. В случае дворовых группировок срабатывал эффект присвоения пространства, но само пространство не располагало ни к чему, кроме его «отстаивания».
Полу-приватные пространства пограничны, и потому у их пользователей есть стремление склонить их в одну или другую сторону. Например, не следить за происходящим вовсе и только проскакивать сквозь них к машине по утрам. Или же, напротив, попытаться присвоить двор сверх возможного. В этом стремлении перевести двор в область приватного можно увидеть причины как формирования группировок, так и споров за установку шлагбаума. Когда полу-приватное начинает выполнять «защищающую» функцию, те, кого оно защищает от города стремятся как можно более надежно его отгородить. Оно становится все более закрытым и труднодоступным: не важно, подручными средствами или сборами на ворота , видеокамеры и охрану. Сегодня в Москве все сложнее найти двор, открытый для внешнего посетителя. И причина тому — исключительно стремление сделать «защищающую» зону недоступной для чужаков.
Когда происходит перекос в сторону приватного, начинаются и споры об использовании пространства среди тех, кто его присваивает. «Право на двор» пытаются реализовать через соревнование «кто быстрее припаркует автомобиль».
В Европе действуют с позиций соучаствующего проектирования. Здесь архитекторы и проектировщики тоже исходят из предпосылки «двор как место присвоения», но при этом стараются показать, что будут учтены все интересы. Полу-приватные зоны вокруг жилых даже создают с нуля. Такие проекты реализуют в Нидерландах (Роттердам, Амстердам), Польше (Гливице), Швеции (Гетеборг, Стокгольм). Полу-приватное пространство разрабатывается как зона для общения и отдыха. Оно должно стать «защищающим» по Ньюману, но не по принципу радикального отсечения внешней среды, а благодаря плавному вхождению в нее.
В сентябре 2020 в Москве завершился конкурс на проекты дворов 8 спальных районов, созданных по принципу соучаствующего проектирования. Для России это первый опыт централизованного подхода к общению напрямую с пользователями полу-приватного пространства. Подход «от запроса» успешно работает в других странах и проект должен показать, как именно будет приживаться практика в России.
Перспективы
Сегодня городской двор переосмысляется благодаря своей новой роли. Пандемия в 2020 ограничила перемещения, и жители обратили внимание на территории рядом с домом. Теперь это не только место битвы за парковку: здесь можно гулять, отдыхать и даже удаленно работать. Ситуация, ставшая глобальным вызовом для городского планирования, показала, что присвоение двора должно начинаться не с попытки отгородить его от чужих, но с потенциала его использования.
Идея полу-приватного пространства снова перспективна: особенно, когда речь заходит о городе при широком распространении удаленной работы. Во дворе может быть зеленая зона, детская или спортивная площадка, мастерские, слоты для коворкинга или даже кофейни. Главное — исходить из потребностей и практик использования, а не из стремления закрыть, чтобы было закрыто.
