Быстрая наука — fast science — ничем не лучше фастфуда или фастфэшн. Спешка не идёт на пользу исследованиям: стремясь скорее опубликоваться, учёные предлагают к публикации сырые материалы и делают преждевременные выводы. А люди перестают им доверять, прочитав несколько противоречащих друг другу статей на одну и ту же тему. Значит ли это, что наука испортилась? И как кризис доверия связан с рыночной логикой и эрой постправды?
Больше исследований богу исследований
Научных публикаций каждый год выпускают все больше. В 2022 году их вышло на 47% больше, чем в 2016. И это явственная тенденция. Растущая скорость появления новых статей и исследований настораживает многих ученых.
Как выяснилось, во многих влиятельных академических журналах среднее время рецензирования статей составляет около пяти недель. За такой срок строго проверить все факты и данные — с академической точностью — едва ли возможно. Более того, в тех же журналах почти ни одну публикацию не отклоняют. А это значит, что не происходит нормального отбора и пересмотра работ.
Раньше часть статей отправлялась на доработку, а часть не соответствующих критериям научного знания безжалостно оставалась за бортом. Строгость рецензентов гарантировала качество работ.
О влиятельности научной работы говорит число цитирований: чем больше на нее ссылаются, тем более она значима в научном мире. С научными журналами то же самое. Их авторитетность оценивается по тому, насколько часто журнал цитируют в других изданиях. Оказывается, в последние годы резко выросло количество самоцитирований. Причем в нескольких формах. Во-первых, ученые все чаще цитируют свои предыдущие работы. Или группы соавторов постоянно ссылаются на публикации друг друга. Во-вторых, все чаще перекрестным цитированием занимаются журналы из одной и той же издательской группы. Так показатели влиятельности обесцениваются. И становится непонятно, кто какой вклад в действительности вносит в развитие научной мысли. Но при нынешней скорости появления новых работ без самоцитирования не обойтись. Потому что существуют формальные требования по количеству источников и цитат.
Упадок правды и другие неприятности
Некоторые исследователи опасаются — и весьма обоснованно, — что эта ситуация снижает доверие общества к науке. Научных публикаций так много, что в них можно просто потонуть. Публикуют все, даже самые незначительные открытия. В этом потоке трудно сориентироваться и выделить главное. В результате у читателей появляются закономерные сомнения в качестве представленных работ и в их значимости. Фраза «британские ученые доказали» давно уже стала мемом, предваряющим какое-нибудь совершенно абсурдное утверждение.
Особенно показателен пример с диетологией. Сначала одно исследование доказывает вред какого-то вещества в определенных количествах, затем читатель находит другие данные, которые доказывают его пользу. Если читатель въедливый, он, в конце концов, обнаруживает, что оба исследования были проведены на минимальной выборке и ничего толком не доказывают. Но так делает меньшинство. А большинство — перестает доверять статьям экспертов по интересующей их теме и начинает ориентироваться на те источники, которые им нравятся, исходя из личных вкусовых предпочтений. Так, люди могут выбирать не оптимальную для себя диету, а более привычный и знакомый рацион.
Избыток научных материалов фатален на фоне господства постправды. Постправда — это такая общественная ситуация, при которой правда у каждого своя. Люди не доверяют информации, которая расходится с их личным мнением, и принимают на веру то, что зацепило их эмоционально, то есть оказываются под воздействием СМИ и соцсетей. Получается, их взгляды на те или иные явления не основываются на проработанной картине мира и никакой системы представлений не складывается. Только набор отдельных убеждений — которые зачастую еще и незаметно для человека противоречат друг другу.
В основе картины мира — хоть научной, хоть религиозной — лежат аксиомы: то есть бездоказательные утверждения, которые берутся на веру. Из этих оснований вытекают определенные принципы мышления, и на их фундаменте уже строится модель реальности. Благодаря такому последовательному подходу появляются непротиворечивые системы представлений о мире, в которых факты стыкуются друг с другом.
Но большинство людей не придерживается единых принципов и прислушивается к размышлениям из разных картин мира. Из-за отсутствия мировоззренческой опоры человек может сначала легко поверить бездоказательным утверждениям, а через полгода столь же твердо убедиться в противоположной точке зрения. Многие адепты теорий заговора утверждают, что правдивой информации в общем доступе не найти, но по какому-либо острому вопросу моментально занимают конкретную сторону, которая тоже транслирует свою позицию через СМИ. И аргументирует свою правоту общеизвестными источниками информации.
С помощью эмоционального давления, экспертной позы и других риторических приемов внушить можно что угодно, равно как и опровергнуть. Люди на них ведутся и не развивают критическое мышление, не сопоставляют между собой разные факты и точки зрения.
В фундаментальной науке, как правило, тоже идет спор между противоречащими друг другу теоретическими моделями и концепциями. Но этот спор ведется аргументированно, на научных основаниях. К сожалению, большая часть даже образованных людей не настолько разбирается в самых современных научных концепциях, чтобы понимать, о чем идет речь и как именно движется мысль. А у не очень образованной аудитории создается впечатление, что ученые утверждают разное, противоречат друг другу, и непонятно, как науке в таком случае доверять.
Большинство ученых также не успевает ознакомиться со всеми публикациями хотя бы по своей теме. Каждый оказывается в своем информационном пузыре и ориентируется на хорошо знакомые и более близкие источники. В результате ученый может упустить важную для его специализации новость или избежать столкновения с противоположными точками зрения. Такая предвзятость сказывается на развитии научной мысли.
Сырых данных, мимолетных новостей и отдельных фактов копится невероятно много, и синтез их в общую картину требует времени, а точнее — вдумчивой работы команды специалистов из смежных областей. Сама узость научных специализаций — отдельная проблема. Знание становится фрагментарным, если ученым не хватает коммуникации между собой. А при такой скорости выпуска новых публикаций на общение с коллегами другого профиля часто не остается времени.
Сейчас или никогда
Чтобы соответствовать формальным показателям и привлекать финансирование, ученые спешат как можно скорее опубликовать результаты своей работы. Даже если они проверили одну гипотезу и провели всего пару экспериментов. Даже если практическая ценность их разработок сомнительна — или условия поставленных экспериментов невозможно воспроизвести.
Отчасти тому виной устройство самих научных институтов. Сейчас они работают в логике рынка, то есть нацелены на выпуск продукта. Критерии эффективности — количественные, а не качественные. Ученый должен регулярно публиковаться, иначе его деятельность считается безрезультатной. Хотя в случае фундаментальных исследований все ровно наоборот: плоды теоретической науки обычно созревают лишь спустя годы. Но законы рынка безжалостны: у кого больше публикаций, тот и становится более авторитетным и конкурентоспособным.
Другая причина кроется глубже. У общества есть запрос на актуальную научно подтвержденную информацию. Например, те, кто озабочен вопросами экологии, хотят понимать, как прямо сейчас меняется климат и чего ожидать в ближайшем будущем. В разных уголках планеты наблюдаются все новые явления, данные о состоянии Земли постоянно уточняются — и люди хотят узнавать об этом как можно скорее.
Наука старательно пытается ответить на запрос общества. Но в итоге это лишь усугубляет непонимание между ними.
Разделяй — и будет порядок
Руководители Центра международного высшего образования при Бостонском колледже проанализировали проблему избытка научных статей и пришли к выводу, что нужно четче разделить между собой традиционные университеты и научно-исследовательские институты. В традиционных вузах не надо требовать регулярных научных публикаций от сотрудников и студентов. Их основная задача — обучение. Если число исследований и статей перестанет влиять на судьбу вузов, публикаций станет вполовину меньше. А производством новых знаний пускай занимаются исследовательские институты.
Читательская аудитория сможет лучше ориентироваться в научных работах, если в журналах возникнет общепринятая типология статей. Например, в каждом журнале будет указано, с какого рода материалом мы имеем дело: допустим, с сырыми полевыми данными или же с теоретической моделью, которая синтезирует внутри себя ряд уже известных концепций. Хорошо, чтобы аудитория ясно понимала, что актуальные новости, которые она читает, еще не получили окончательной интерпретации. Или что выводы, к которым пришли авторы заметки, вскоре могут быть опровергнуты или существенно дополнены. Тогда отношение к научным публикациям будет более критическим, но вслед за этим, как ни парадоксально, доверие к науке должно повыситься.
Стоит только убрать излишек, и по-настоящему ценные работы выйдут из тени остро актуальных новостей. Научная мысль все так же продолжает развиваться — только результаты фундаментальных исследований появляются реже. И не зря. Обычно они требуют тщательного обобщения больших данных, а в процессе как раз происходит их перепроверка. Зато такие крупные публикации больше привлекают внимание коллег и оппонентов, порождают дискуссии, вызывают критические замечания. В результате отбор получается строже.
1:0 в пользу науки
Несмотря на проблемы, которые возникают при трансляции научного знания, в ряде сфер науке удалось даже вернуть свой авторитет. Последние прорывы в понимании климатического баланса планеты, новые сложные модели, описывающие в динамике изменение климата и природных экосистем, впечатлили широкую общественность. Сейчас среди людей, интересующихся экологией, большинство доверяет научному консенсусу в вопросе изменения климата — несмотря на то, что в последнее время публикаций на эту тему все больше.
Таковы результаты недавно проведенного интернет-исследования с достаточно широкой выборкой респондентов из восьми стран. Показательно, что участники опроса обеспокоены дезинформацией о климате, которой действительно много, и скептически относятся к заявлениям политиков на эту тему. Самым надежным источником информации о состоянии Земли они считают высказывания ученых, и это доверие стабильно держится уже 2 года, несмотря на обилие фейков и быстрых новостей. Может быть, как раз намеренная дезинформация спровоцировала массовое развитие критического мышления в области экологии? Или доверие науке — следствие деятельности экоактивистов и просветителей? А может, как раз рост публикаций на тему, которая всех касается, сделал науку ближе к обществу? Точно сказать нельзя. Но это отличная тенденция на фоне господства постправды.
Вдвойне радует то, что позиция науки в медиа сейчас представлена больше. Это означает, что мировые СМИ, которые формируют общественное мнение, хотя бы в этом вопросе предоставляют более-менее достоверную информацию. И климатический кризис постепенно перестает быть спорной темой. Надеемся, что вскоре сдвиг в общественном сознании повлечет за собой сдвиг в глобальной климатической политике.
Автор: Екатерина Доильницына