Одинокая и болезненная битва против смертельного приговора животным России

Подпишись на наш Telegram
Крупнейший телеграм-медиа об экологии в РФ. Более 57 000 подписчиков
Экология
18 апреля, 2023 г.

Елена Ивановна Иванова – мама, архитектор, поэтесса. Но главное, наверное, ее предназначение, в котором я ее знаю лучше всего – это зоозащитник. Часто именно она решает серьезнейшие и казалось бы неразрешимые проблемы и беды связанные с бездомными животными в России и, в частности, в Москве.

Мы с ней в далеком 2016 году организовывали множество митингов, пикетов, акций, круглых столов в защиту животных. Входили в рабочие группы по тому самому закону “Об ответственном обращении с животными” и даже сами писали кое-какие поправки к нему. Именно она больше всего продвигала тезис, что животные могут испытывать боль и страдание и во многом благодаря ей закон принят и существует. Но сейчас закон в опасности, а вместе с ним и все животные России. Их могут массово убивать, причем жесточайшим образом.

Мы поговорили с моей близкой и дорогой подругой Еленой Ивановной, настоящей рок-звездой и душой российской зоозащиты, которая часто борется одна и побеждает. Лучшее и самое подробное интервью о том, что на самом деле ждет наших животных.  

***

Аида: Хочу начать с трагедии в Оренбурге. Как вы считаете, почему это произошло и что будет дальше?

Елена Ивановна: К сожалению это произошло именно в тот переломный момент, когда решается судьба закона, когда так велика опасность его потерять, что значительно хуже, чем бороться за его принятие. К сожалению, как всегда до расследования, до выяснения подлинных причин произошедшего, этот информационный повод пронесся и был использован не как трагический инцидент, а как аргумент против закона, против животных.

Результаты расследования будут потом и кроме зоозащитников про них уже никто не вспомнит.  Что касается самого этого случая, то ничего нового, чего не было уже прежде, не произошло. Дети и взрослые погибали и будут погибать по самым разным причинам, в том числе и от покусов собак, в основном, что очень важно, владельческих. В процентном отношении количество таких случаев составляет тысячные доли процента. Но это происходит и вызывает в обществе крайне болезненную и острую реакцию, особенно в последнее время.

Хотя когда это случалось раньше, когда убивали, никто: ни один чиновник, ни один депутат – не кричали: “Давайте менять законы, порядки и правила!”, все было тихо. Никаких скандальных публикаций и репортажей. И ничего не менялось и никто не каялся, никого не наказывали. И все оставалось ровно как было.

Несчастный никому не нужный ребенок, которого никто не искал, что с ним произошло? Вряд ли мы когда-нибудь узнаем об этом. Видели рядом с ним собаку в ошейнике с оборванной цепью. Скорее всего, это собачьи свадьбы. Но видимо это будет той последней каплей, которая вооружит эвтаназистов и подумать страшно, насколько это отбросит нас назад. Сколько еще безвинных животных погибнут только потому, что они бездомные. А люди наплодят новых. Ведь с них-то спросу нет…

А: Теперь давайте поговорим о том, что происходит сейчас.

Е: Сейчас с моей точки зрения происходит сдача закона по всем фронтам, его потихонечку разбирают на отдельные пункты и каждый из них уходит в прошлое. И по сути дела, все что мы завоевали – тает. Очень много противников у этого закона и происходит много дополнительных поправок, которые его размывают. Я считаю, что одна из летних поправок, в которой говорится, что полномочия можно частично отдать регионам – настоящая катастрофа.

Правительство разработало методические указания, но они ужасны и они против животных. А регионы в свою очередь на основе них должны разработать собственные регламенты. То есть регионы теперь решают, куда выпускать животных, а это принципы программы Отлов – Стерилизация – Вакцинация – Выпуск в среду обитания (ОСВВ) категорически нарушает. 

А: Это просто перечеркивает все то, что мы делали. Что еще есть в этих указаниях?

Е: Например, написано, что животному запрещено находиться  в местах, где проходят теплотрассы, запрещено находится там, где происходит сбор отходов – это абсолютно антигуманно.

А: Это же отложенная эвтаназия…

Е: Вот именно. Вы представьте себе: собаку поймали, стерилизовали и выпустили (мороз на улице -50). Вот она идет, уже умирая, греться к теплотрассе, ей больше никак не выжить, а люди выгоняют пинками, чтобы она замерзла, это нормально? Они же голодные, где они могут питаться, кроме мест, где собираются отходы? Только там! 

То есть, они предложили мучительное убийство – смерть от голода и замерзания! 

А: Как Владимир Бурматов (депутат ГД РФ, поддерживающий зоозащитную риторику) это пропустил? 

Е: Бурматов это и предложил как компромисс. Он сказал: а что делать? Или будет просто эвтаназия. Хотя он раньше опротестовал через прокуратуру такой запрет. Лишение воды и пищи – это жестокое обращение, в том числе 245 статья УК РФ или административный кодекс .

А: А какие регионы сейчас стоят во главе людей, которые призывают к эвтаназии? Наверняка Якутия во главе…

Е: Да, Сардана Авксентьева (депутат ГД РФ, экс-глава Якутска) должно быть просто спит и видит, когда начнут убивать животных. А так, чем дальше от центра, тем хуже. Среди таких регионов Бурятия, Забайкальский округ, Ямало-Ненецкий округ, Астрахань, даже Челябинская область туда же.

Бурматов – единственный человек, который все эти годы борется с ними, он стал в риторике зоозащитником. 

А: Вы научили. Помню, когда мы пришли к нему впервые, он вообще мало что знал по этой теме. А эти регионы всегда были настроены против бездомных животных…

Е: Да, они все время ходили и говорили, что закон надо отменить и ввести эвтаназию агрессивных животных. Ими произносились популистские лозунги, хотя на самом деле именно в этих-то регионах закон так и не исполнялся, а живодерская тенденция у них так и продолжала существовать. Из таких людей создали рабочую группу, это они доносили одностороннюю позицию Александру Бастрыкину (глава Следственного комитета РФ) о том, что идут нападения собак на людей и есть жертвы. Хотя простой анализ информации показал, что нападавшие собаки на самом деле были владельческие, а не бездомные. То есть не было произведено анализа, а была такая грубая статистика и естественно человек (Бастрыкин) должен был откликнуться.

А: Что еще есть в этих указаниях?

Е: Регионы сами решают куда привозить животных и привозят их не на прежнее место…

А: Но в законе прописано, что животных надо возвращать на прежнее место обитания.

Е: Да. И это по-прежнему прописано в законе, но в методических указаниях либо выпуска нет совсем, либо есть возврат, но в очень ограниченном количестве и не туда, где они обитали, а в другие места, где они тоже погибают. Закон находится в большой опасности и он теряет силы и свою сущность, он перестает исполнять цели – это очень печально.

А: Вы меня привели в ужас… 

Е: И продолжаются наезды. Недавно было совещание у Виктории Абрамченко (заместитель председателя Правительства РФ), где опять призывали к эвтаназии собак, проявляющих агрессию. Или еще вот – снова возникли враги закона в лице Кирилла Горячева со своими поправками текста от 2010 года. Там такой бред! Например, кастрировать только женские особи, мужские так отпускать, а зоозащитникам нельзя самим стерилизовать животных. Известная всем зоозащитникам Ольга Пакина кричит, что если мы не примем поправки Горячева, то введут эвтаназию. Она умеет держаться на плаву (Пакина) и умеет своей истерикой неустойчивую публику гипнотизировать.

А: Она все еще представляется помощницей Дерипаски? (смеются) 

Е: Не слышала. Но она все еще имеет прямые ходы к Путину. Удивительный народ – зоозащитники. Почему-то никто не вспоминает, что Оля Пакина обещала сходить к Путину в декабре. У нее никогда не было никакого результата ни по одному вопросу, но она каждый раз поднимает народ. 

А: Мне кажется, она – это волнорез. Всю полезную энергию, которая могла бы пойти в нужное русло, она собирает на себя, и полезного выхлопа от этой силы нет. 

Е: Она – стратег. Сейчас действительно говорили об эвтаназии, действительно это опасно. Потому что к этому все идет. В приютах мест нет, даже если они построят приюты, даже если они введут программы стерилизации, то число собак будет только увеличиваться. Программа ОСВВ с этим не справится. Ведь ее надо очень грамотно делать и результаты она дает спустя 1,5-2 года. При том, ее надо делать не просто: отлов – стерилизация – возврат, а 70% стерилизованных животных должны возвращать обязательно на прежние места обитания животных.

И это очень важно – соблюдать пропорцию, иначе программа не будет работать. Любая популяция отвечает на стресс взрывом рождаемости. Свойство регенерации, от него никуда не денешься. Это биологический закон природы. И если в одном месте собак вдруг разово делается меньше, то популяция отвечает взрывом рождаемости, и рождается больше девочек. А новые агрессивные особи не привиты – они и дают агрессию на месте. Тогда как уже стерилизованные собаки, жившие на этом месте, держат свою территорию. И если 70% стерилизовать, то они держат свою территорию, уменьшается количество свадеб собак (нет потомства и его не надо защищать). Ситуация нормализуется, популяция становится стабильной, так как срок жизни бродячих собак, все же, меньше, чем у домашних.

Здесь есть логика и этот метод – научный. Но! Он должен сопровождаться обязательным регулированием численности владельческих животных. Без этого закон не будет эффективен на 100%. Без регулирования численности, без регистрации и без программ стерилизации: доступно, бесплатно, без грантов. Вместо того, чтобы тратить безумные деньги на проектирование каких-то безумных приютов, которые быстро заполнятся, часть денег должна пойти на средства небольших приютов, а половина должна пойти на программу стерилизации, на организацию регистрации владельческих животных. 

А: Поток владельческих собак – бесконечный.

Е: Это так просто, не знаю, почему и кто не дает ввести эту регистрацию. О ней говорят с 2015 года. Но она до сих пор не разработана. Минсельхоз от этого уже отказался, пытался это перевалить на комитет по экологии, а комитет по экологии этим не занимается. Такое впечатление, что нет чьей-то воли. Сегодня эта тема разбросана по ряду ведомств, которые действуют не синхронно, каждый в своем режиме, а процесс-то единый. И если не будет единого органа, который скоординировал действия этого закона и решение этой проблемы, она так и будет болтаться.

Минсельхоз никому не подчиняется, за ним закреплены ряд важных моментов. Регистрация – это то, что должно быть за ним. Минприроды вообще сидит, оно всю жизнь занималось дикими животными, понятия не имеет что такое владельческие животные. Что такое собаки и кошки как будто никто не изучал. 

А: Расскажите о ситуации  с переездом Кожуховского приюта?

Е: Его построили просто безобразно. Мы с этим пытаемся разобраться, там коррупция просто нахальная, наглая и вызывающая. Совершенно очевидные вещи: например, когда уклон на часть вольера сделан в сторону открытой части. Две кирпичные стены, а на крыше лежит снег со льдом, а тут вот собаки под ней – и им деться некуда. Весь этот снег со льдом падает им на голову. Летом на них будет светить солнце, зимой в ливень они не смогут укрыться. 

А: Его можно переделать?

Е: Чтобы на это получить деньги и сделать, нужно вызвать специалистов. Но какие специалисты будут знать про собак, и что им на голову падает лед и они промокают? Таких специалистов нет.

Мы приходим в Ветеринарную академию, говорим – дайте нам заключения, что вот это не правильно, они говорят, что это не их профиль. Комитет ветеринарии говорит, что это вообще не мы, а департамент ЖКХ. Они говорят: мы-то тут при чем? Минстрой говорит, что утвердил проектирование, а как надо собакам – не знают… Все! Оказалось, этот несчастный префект, которому втюхали этот Кожуховский приют, ничего не может поделать. Деньги были потрачены или украдены бездарно. На них можно было бы сделать нормально, не затратив ни копейки больше. 

А: Так в Москве давно уже построили кучу приютов, можно было посмотреть…

Е: Да. Но они решили делать по-своему. Во-первых, на этой территории (это особо охраняемый природный комплекс) нельзя строить капитальное сооружение, а оно явно капитальное. Они его выдают за «временно не капитальное». Поэтому они назвали это площадкой для выгула и дрессировки собак. Можно было не ставить эту груду кирпичей, которые сейчас все время находятся в воде (кирпич насыщается влагой и начинает расслаиваться). Через полгода эти кирпичи будут падать на голову собакам. Можно было вместо кирпича сделать сетчатое ограждение, даже меньше бы денег ушло.

Кроме того, этот вольер (две кирпичные стены) меньше площадью, чем нужно, потому что территория мала и все собаки не влезли. Теперь вместо двух собак (по нормам), сидят от двух до четырех. Более того, это, по-сути, кирпичный стакан, который утеплен кровлей непонятно зачем, хотя сам по себе он не отапливаемый. И это вместо того, чтобы построить просторный вольер с сетчатым ограждением и нормальной вентиляцией, поставить нормальную будку в торце и не делать везде кирпич. В большой будке собаки смогли бы надышать и нагреть воздух, а остальное пространство служило бы местом, где они бегают. 

А: Я же правильно помню, что Кожуховский приют – единственный, куда провели водопровод? 

Е: Один из немногих. Потом сдали Щербенку и еще один, по-моему, в Зеленограде, а все остальные с привозной водой как-то выкручиваются. Кожуховский приют был сдан в эксплуатацию: там было электричество, было тепло, канализация и все, что надо – это лучший в Москве приют. Именно его территория потребовалась, но сделать-то можно было прилично за те же деньги. Самое обидное, что ничего не требовалось дополнительно. 

А: Расскажите, из кого состоит зоозащитное сообщество?

Е: Есть зоозащитники, которые не занимаются животными, и есть волонтеры, но они не занимаются зоозащитой, они не стратеги и не занимаются общими вопросами. А там, где речь идет об общих вопросах и проблемах – все расслаивается, и все замыкаются по своим приютам. Я говорила, чтобы волонтеры объединились, но они не могут. 

Единственное, что удалось, это создать чат Москвы для волонтеров. Это для меня загадка, почему они так много тратят своих сил и денег на конкретных животных (ошибки, которые сваливаются из-за организационных вещей), но не переходят на общие. И есть зоозащита некая, которой стало очень много. С момента, когда мы с вами встретились, много фондов появилось, у них происходят встречи и группы и так далее. Но, как правило, эти люди не занимаются животными. 

А: Есть хорошие примеры?

Е: Хорошие примеры – Владимир Гройсман, который занялся и практикой волонтерской, и занялся стратегией зоозащитного движения, так же как Илона Броневицкая. Сегодня важна единая сплоченность, потому что у нас единый закон сломлен и болен и его надо отстоять. Зоозащита для многих – способ прозвучать и стать известным. Вот если у волонтеров, как бы они ни были истеричны и непоследовательны, есть жертвенность, то в зоозащиту это не перешло – там много пустого и не работающего на пользу животного. Гражданская зоозащита у нас еще не родилась. 

А: Волонтеры могут бояться уйти со своего места. Если они уйдут, то кто за их животными присмотрит. А вы себя к кому относите? 

Е: И к тем, и к тем. Я очень много помогаю, у меня лично своих 20, плюс помогаю большому количеству, немало сделала и для московских приютов.

А: Расскажете одну из этих историй?

Е: 2008 год, в том же Кожуховском приюте мучали собак, и я ринулась туда их защищать. Потратила на это год жизни, когда мы меняли убийцу и садиста, который был сыном начальника ГУВД Восточного округа. Они издевались над животными в течение пяти лет и там была просто ужасная смертность. Мне угрожали и моей семье тоже. Когда мы туда пришли, выиграв в конкурсе с совершенно наивным Финансистом, они пришли просто денег срубить. Тогда мы туда явились и сказали: или мы сейчас вызовем полицию, или вы уедете. Господь вырулил. Префект приехал, какие-то связи помогли. И потом была масса наездов. Был донос, я тогда не знала о рабочих мигрантах и миграционная служба как-то забрала рабочих… И я в половину девятого вечера в январе уговорила мужиков, чтобы те отдали десять рабочих мигрантов, чтобы утром накормить собак.

Потом в 2014 году была Щербенка. Префект чудный – Волков, до сих пор ему благодарна. Там была БАНО ЭКО и Вера Петросян. Она воевала с префектурой и волонтерами. У нее было 6 приютов и она чувствовала себя хозяйкой в этом бизнесе и городе. Волонтеры боялись голову поднять. Меня записали на прием к префекту Волкову, и я ему рассказываю: “Вы понимаете, Олег Александрович, вот Восточный округ, вот была похожая ситуация. Там был кошмар, волонтеры писали письма, префектура отбивалась, собаки гибли и пришла компания, которая этот ужас убрала. Обычные люди пришли и учли все интересы, пустили всех волонтеров, собаки сыты и всего поработали они около года.”

А: Мне бы хотелось вспомнить момент, когда приняли закон (28 декабря). Я помню, как мы созвонились и поздравляли друг друга с этим праздником. Расскажите, где вы были, когда приняли закон, за который мы боролись так много лет?

Е: Я помню, был мороз (-16 градусов). Еще не было второго чтения. Вот стою я около входа в Думу с плакатиком: “Закон нужен сейчас”. Подъехала машина и вышел Бурматов с помощником, он подходит ко мне и говорит: “Чего вы стоите, не будет его в повестке.” Я все равно решила постоять.

Через несколько часов узнали, что закон дополнительно внесли в повестку – и мы остались ждать. Из центрального входа Бурматов сказал: “Прошел!”

И на следующий день – третье чтение и опять ничего нет в повестке, а мы снова приехали туда. Включили! И выходит Бурматов: “Прошел третье чтение!”

А на следующий день Совет Федерациии. Мне звонят и говорят, что там охотники и они все завалят. Я смотрела прямой репортаж, начинаются поступления и никто не “за”. Блин, что же будет?

А Матвиенко говорит: “Что у нас, все охотники? Нет зоозащитников?” Это был вопрос в зал. И снова прошел! И наконец-то президент подписал закон, и все стали звонить и поздравлять, никто не мог поверить. Так быстро, за несколько дней все пролетело, а ждали этого десять лет. 

А: Это такой невероятно счастливый момент! Я думаю, если будет реальная угроза, люди не будут сидеть. Волнорезов, как Пакина, надо отсекать.

Е: Аида, нас очень мало, к сожалению. 

А: Вы вспомните, на митинги ведь приходили не только зоозащитники, а обычные люди тоже. 

Е: Это правда. Народ у нас все-таки не жесток. 

А: У нас люди любят кошек и собак, иначе они бы не выжили. Кто их подкармливает? 

Е: Вот мне надо своих кошек кормить, на протяжении уже восьми лет кормлю, у меня их четверо в подвале. 

А: Тогда не буду вас задерживать, идите, кормите своих кошек. Очень вас люблю! Спасибо вам за все!