Лондон середины XIX века печально известен смогом, нечистотами и эпидемиями. Однако у этой «столицы грязи», как ни странно, есть чему поучиться. В викторианской Англии не разбрасывались ничем: в дело шли даже собачьи экскременты. Как работала экономика замкнутого цикла по-викториански, почему санитарные нормы её фактически уничтожили и какая страна сейчас зарабатывает на отходах — разбираемся в статье.
Деньги из грязи
Грязные улицы викторианского Лондона были настоящим санитарным бедствием — и настоящей золотой жилой. Они изобиловали ценными ресурсами: дорожной пылью, обрывками тряпок, костями, экскрементами и кусочками металла. Чем и пользовались «мусорщики». Они вставали до рассвета и спозаранку начинали свое длинное путешествие — чтобы под вечер, рассортировав собранное, выгодно его продать.
Бездомные и нищие бродили по улицам и задним дворам, копались в иле Темзы и в выгребных ямах, прочесывали канализацию. От инфекций, вызванных постоянным соприкосновением с нечистотами, они болели и умирали. Но продолжали свой нелегкий труд — потому что это была единственная их возможность для заработка.
Обрывки тряпок и веревок покупали старьевщики, кости могли пригодиться ремесленникам: из них варили клей, а кусочками металла не брезговали кузнецы. Если же находились угольки, их можно было забрать себе для того, чтобы погреться.
Не стоит, впрочем, думать, что улицы Лондона были доверху завалены мусором. По-хорошему, мусор направлялся на свалки. И свалки того времени разительно отличались от современных. Отходы там не залеживались: их очень быстро растаскивали. Объедки шли на удобрения и на корм животным, кости — на мыло и изготовление керамики.
А грязь с разных концов Лондона вывозили на «пыльные дворы», которые приносили их владельцам целое состояние. Там золу, пепел и почву сгребали в огромные кучи. Бездомные и нищие приходили их просеивать: пропуская пыль через сито, они выискивали клочки бумаги, обрывки тряпок, мелкие кости — все, что могло иметь хоть какую-то ценность. После такой очистки зола отправлялась на «апсайклинг»: запасы глины в лондонской почве истощились уже к началу XIX века, а население города неуклонно росло. Использование пепла для изготовления кирпичей стало изящным выходом из положения.
Но больше всего, пожалуй, впечатляет сбор собачьих какашек на продажу. Те, кто этим занимался, на уличном жаргоне назывались «сборщиками чистоты». Полученное сырье у них закупали кожевенные заводы: с помощью экскрементов кожу очищали от извести (предыдущий этап обработки) и смягчали, а также сушили краску для книжных переплетов.
В общем, викторианская рачительность проявлялась во всём — и не знала брезгливости. Но эпоха циркулярной экономики в итоге закончилась — с появлением новых представлений о санитарных нормах. Канализацию достроили и увели из Темзы, к отходам стали относиться с опаской и вывозить их подальше. И современный Лондон едва ли можно назвать безотходным мегаполисом.
Порядок по-швейцарски
В современном мире ближе всего к безотходной экономике, пожалуй, Швейцария. Там нет сборщиков экскрементов и пыльных дворов, но мусор ценится высоко. Настолько, что швейцарцы даже закупают отходы из соседних стран.
Ещё в 1980-х Швейцария была на грани экологической катастрофы. Вода, почва, воздух — отравлено было всё. Местные виды вымирали, а поселения тонули в тоннах мусора. Деваться было некуда — пришлось заняться «генеральной уборкой».
Теперь в Швейцарии все обязаны разделять мусор — или платить немалый налог за то, что этим займутся муниципальные служащие. Тех, кто попытается незаконно выбросить неотсортированный мусор, поймает полиция и выпишет астрономический штраф. Стекло, алюминий, бумага, картон, ПЭТ, батарейки и масло — идут на переработку. 53% всех отходов в стране в итоге перерабатывается и используется повторно. Но оставшиеся 47% не лежат на свалках. То, что швейцарцы не научились перерабатывать, они сжигают.
Если вы уже представили себе клубы ядовитого дыма над мирными зелёными лугами, вы глубоко заблуждаетесь. Швейцарские мусоросжигательные заводы оборудованы по последнему слову техники: вредные выбросы сгорают при ультравысоких температурах, а газы очищаются до чистого водяного пара. Тепло превращается в электричество, и эти локальные электростанции обеспечивают светом и теплом жилые дома.
Так что мусор в Швейцарии весьма востребован: из него получают энергию. Единственное её «слабое место» — пластик: бо́льшая его часть идёт не в переработку, а на МСЗ. Хотя сжигание и не наносит ущерба природе, плохо то, что Швейцария вынуждена производить новый пластик из продуктов нефтепереработки — вместо того, чтобы повторно использовать уже произведенный объем.
Авгиевы конюшни
Хотя сейчас на первый план вышла проблема переработки пластика, биологических отходов за последние полтора столетия тоже прибавилось. Именно они гниют на свалках и выделяют в атмосферу метан, который нагревает планету почти в 90 раз больше, чем углекислый газ. Так что нам, современным людям, не помешало бы взять пример с викторианцев.
Впрочем, креативный подход к обращению с отходами встречается и сейчас, особенно в модной индустрии. Одни стартапы производят кожу из креветочных панцирей, другие — текстиль из человеческих волос. Немало устойчивых решений и в сфере строительства: например, панели из хмельных отходов или дома из измельченной электроники. По изобретательности и технологичности мы уже давно превосходим викторианцев.
Основное, в чем мы им уступаем, — это массовость. Пока масштабы вторичного использования и переработки ничтожны в сравнении с масштабом свалок.
Автор: Екатерина Доильницына
